Книга Не мой мир  - Альбина Нури

Рана Алекса заживала на глазах – вскоре края затянулись, стали зарастать. Шрамы, конечно, останутся, однако это его ничуть не беспокоило.

– Сколько еды у нас осталось? – спросил он.

– На завтра хватит.

– Может, мне попробовать поймать рыбу?

– А удочки тут есть? И насадка? А главное – ты разве умеешь удить?

Алекс притворно нахмурился.

– Сколько вопросов, женщина!

– И ни на один нет положительного ответа, – подхватила она.

– Ты язва, – сказал он и улыбнулся. – Но зря ты во мне сомневаешься: свою золотую рыбку я все же выловил.

Они решили, что уйдут через день – и день этот тоже промелькнул, как все остальные, в одно мгновение. Впрочем, впереди у них была вечность, так что грустить не стоило. И все же Алекс заметил, что у Кайры какая-то тяжесть на сердце. Вроде бы она и шутила, и смеялась, и старалась вести себя, как обычно, но была в ней некая отстраненность: словно она не вся была в эти минуты здесь и сейчас.

В их последний вечер на яхте они сидели на палубе, напоследок любуясь звездами и морем.

– Кайра, скажи, что с тобой? – спросил Алекс, чутко уловив ее настроение.

– Все хорошо, просто…

– Просто что?

Поколебавшись, она ответила:

– Меня угнетает, что это все… «не взаправду». Как будто я попала в чей-то сон. Все настолько хорошо, но при этом так зыбко. И я сама, и наши отношения… Как будто нам не оставили выбора.

«Почему женщинам всегда надо все усложнять?» – подумал Алекс и ответил:

– Ты не права. Всегда был выбор. Был и есть. И у тебя, и у меня. Ты же сама мне читала лекцию по квантовой физике: существуют миллионы вариантов. Можно предпочесть любой.

Кайра молчала, но он понял, что нашел верные слова.

– «И если мне на сердце тяжело, Я у нее одной ищу ответа. Не потому что от Нее светло, А потому, что с ней не надо света», –

негромко продекламировал он.

– Кто это написал? – Кайра с интересом смотрела на него, и лунный свет отражался в ее зрачках.

– Анненский. Ты, наверное, не знаешь такого поэта. Он не очень известный.

Кайра покачала головой.

– Прекрасные стихи. Не знала, что ты любишь поэзию.

– Люблю, – просто ответил он. Хотя можно было обронить фразу типа: «Ты еще многого обо мне не знаешь!» – Ты поняла, Кайра? С тобой мне не надо света. Всего мира – не надо. Как бы то ни было, это жуткое место подарило нам друг друга.

Девушка порывисто обняла его за шею, прижалась всем телом. Так они и стояли, остро чувствуя свою близость друг к другу. А потом Кайра отстранилась от Алекса и глухим, неживым голосом проговорила:

– Помнишь, ты сказал, что я повязку накладываю, как профессиональная медсестра? А я ответила, что мне приходилось часто это делать.

Алекс не отвечал, ждал, что еще она скажет.

– Мой отец бил мою мать. Не просто пару раз ударил, а бил всю жизнь, сколько я себя помню. Пусть не каждый день, но постоянно, и поводы были разные. То она не так посмотрела на соседа, то плохо приготовила блюдо, которое он просил, то рубашку забыла погладить.

Кайра обхватила себя руками, и он увидел, что она дрожит. Алекс хотел обнять ее, согреть, но она отстранилась.

– Мама была домохозяйкой, а у отца был свой бизнес: он торговал и сдавал в аренду подержанные автомобили. Все кругом считали его деловым, порядочным, добрым человеком. Собственно, он и был таким – не крал, не обманывал клиентов, не склочничал, не трепался попусту, старался быть хорошим отцом, обеспечивал семью. Мать тоже так считала: говорила, что он прекрасный человек, и ей с ним повезло, просто у него «сложный характер». – Кайра горько усмехнулась, в глазах заблестели слезы. – Один раз он сломал ей руку. Второй раз ударил о стену так, что у нее диагностировали сотрясение мозга. Я не говорю о многочисленных синяках, ушибах, отбитых почках.

– А как же полиция? Врачи? Соседи?

– Она каждый раз мило улыбалась и, едва вернувшись из больницы, принималась всем рассказывать о своей неуклюжести. То она падала с лестницы, то спотыкалась в саду, то еще что-то. Все кругом делали вид, что верят. С мелкими ранами в больницу вообще не обращалась.

Алекс молчал. Для него это было за гранью. Он знал, что мужья, бывает, поколачивают жен, но лично не сталкивался и не задумывался, каково это – расти в такой семье.

– Больше всего меня убивала непредсказуемость. Сегодня отец и мать смеются вместе над удачной шуткой, идут в театр или смотрят телевизор, сидя в обнимку на диване в гостиной… А завтра я обрабатываю ее раны, прикладываю лед к распухшей губе, и она плачет от боли и обиды. Нет, даже не это самое страшное! – С болью воскликнула Кайра. – Хуже всего, что мать принимала это! Полагала, что в таком положении вещей нет ничего ненормального. Мама часто повторяла мне, что отец устает на работе, а она его «огорчила». Вот же словечко, да? Если бы она все делала правильно, то он бы ее пальцем не тронул – мать в это искренне верила! Она была виновата, огорчала его и огорчала, а я…

Она всхлипнула, и этот жалобный звук полоснул Алекса по сердцу.

– А я жила в аду. Любила отца и мать, но вместе с тем ненавидела их обоих, не знаю, кого больше. То ли его – за жесткость и страх, который испытывала, когда слышала звуки пощечин и ударов; за жалкое, залитое слезами мамино лицо. То ли ее саму – за униженную покорность, от которой он только распоясывался все больше. А еще за свои мысли о том, что если так ведет себя, как все твердили, хороший, порядочный человек, то каковы должны быть остальные? Я мечтала скорее уехать из дому. Экстерном, досрочно окончила школу, поступила в колледж. Ушла в науку, отгородилась ото всех, никому не могла доверять. Попросту не умела.

После небольшой паузы Алекс спросил:

– Твои родители были живы, когда ты ушла сюда?

Кайра покачала головой.

– У мамы обнаружили рак мозга. Она умерла, когда мне было двадцать четыре. Не знаю, были тому виной многочисленные удары и травмы или нет, но мне и не надо было этого знать – для себя я все решила. После похорон уехала и больше не виделась с отцом. Через три года узнала, что он попал под машину. Всю жизнь работал с автомобилями, и в итоге один из них раскатал его по асфальту – ирония судьбы. Я смотрела на отца, лежащего в гробу, и не узнавала. Он страшно исхудал, был весь седой, морщинистый. Все кругом говорили, что он так и не смог оправиться после смерти жены, жалели его, качали головами и косились в мою сторону. Осуждали плохую дочь, которая бросила отца. Что они могли знать!

Алекс обхватил ее за плечи, привлек к себе, несмотря на сопротивление.

– Тише, тише, хватит, – говорил он, – все давно прошло.